Это не сон, а детское воспоминание, но очень старое, полузабытое.
Мы с бабушкой в Красноярске зимой стояли в очереди за яйцами. Тогда с продуктами были перебои, и достояться в очереди, а потом купить, например, 2 десятка яиц – считалось большой удачей. Так как давали не больше десятка в одни руки, вот мы и стояли с бабушкой вдвоем – запастись яйцами впрок. Продажа была развернута не в магазине, а прямо на улице во дворе, а то в магазине будет не протолкнуться. Мы заняли очередь с утра, и время от времени уходили домой погреться, предварительно отметившись в списках.
Деревянные ящики со стружками, в которых лежали яйца, стояли один на другом, так, что из них образовалась высоченная стена, припорошенная снегом. Большая толпа, нетерпеливо постукивая валенками – один об другой, черным пятном роилась на снегу перед этой стеной. Казалось, она хотела взять штурмом заледенелую яичную крепость, но никак не могла набраться сил. К вечеру небо и снег стали синими, а ящики осветились магическим светом фонарей. Народ не убывал, хоть магазин и должен был вот-вот закрыться на ночь. В конце концов, удача все-таки улыбнулась нам – наша очередь подошла до закрытия, и мы с бабушкой Анной Михайловной купили два десятка яиц. По дороге домой мы шутили и смеялись в возбуждении от нашей удачи…
Позднее, уже подростком, я как-то читала в поезде книжку северных рассказов Джека Лондона, и наткнулась на рассказ «Тысяча дюжин»: один человек решил заработать на Клондайке продажей яиц. Он закупил большую партию, тысячу дюжин, и отправился в Доусон. Расмусен, так его звали, преодолел огромное расстояние, пробирался к месту назначения как одержимый, с неимоверным трудом, не жалея ни себя, ни собак, ни проводников-индейцев. И, в конце концов, ему удалось добраться до Доусона, где люди страдали от голода, а куриное яйцо стоило больше доллара. Но, бизнес не получился у бедняги: когда яйца оттаяли – они провоняли – оказались тухлыми…
Я хорошо себе представила эту тысячу дюжин, и рассказ неожиданным образом вызвал в памяти мои собственные детские впечатления, полустершиеся, как сон.